Доклады:

Жюли Реше (Школа перспективных исследований ТюмГУ)

Ребенок к смерти

Раннему Фрейду было свойственно все еще привычное сегодня отождествление образа ребенка с нарциссическим разворачиванием жизненных сил. В работе 1920 года "По ту сторону принципа удовольствия" Фрейд производит радикальную ревизию своих взглядов и отдает первенство стремлению к смерти, заменяя им прежде центральный принцип стремления к удовольствию. В качестве ключевого образа для демонстрации этой замены Фрейд использует наблюдения за своим внуком во время игры fort/da. Ребенок вначале отбрасывает от себя катушку, произнося “fort!” (“прочь!”), после чего притягивает катушку обратно, восклицая “da!” (“вот!”) — тем самым намеренно проигрывая болезненное отсутствие взрослого, что Фрейд и отождествляет с конституирующим субъекта стремлением к смерти. Многие комментаторы работ Фрейда (например, Тодд МакГован и Катрин Малабу) вменяют Фрейду шаг назад по отношению к своему открытию центральности влечения к смерти и последующее подчинение его принципу удовольствия. Не только сам Фрейд, но и его последователи повторяют этот шаг назад, продолжая воспринимать влечение к смерти как преграду. Опираясь на Фрейда до его “шага назад” и критиков отступничества Фрейда, в своем докладе я предложу постпсихоаналитический образ ребенка как модель влечения к смерти и активного начала субъекта.

Ирина Дуденкова (МВШСЭН, РАНХиГС, МФК)

Что нам делать с желанием ребенка?

Доклад является продолжением исследования правового статуса ребенка, связанного с понятиями дееспособности или недееспособности, которые опираются на парадигму субъективного опыта и связаны с идеей субъективных способностей. Агент действия мыслится как пучок связанных между собой способностей, наиболее конвенциональный их набор изобретен Кантом и включает мышление, воление и суждение.

Положение желания в этой композиции субъективных способностей наиболее проблематично, что было отмечено еще Гегелем: во-первых, оно является недоспособностью, помечено знаком минус, связано с нехваткой и отсутствием, во-вторых, способность пограничаная между природным и социальным мирами, поэтому ее регуляция оказывается принципиально важным моментом в конституировании субъекта действия.

Педагогика и даже этика психоанализа («желай свое желание») мыслят желание ребенка в негативной перспективе освобождения желания, то есть желания взрослого. Мой педагогический опыт показывает, что это является проблемой, если дети не желают желать. Желание ребенка отличается от негативного желания взрослого своей позитивностью: ребенок отличается от взрослого тем, что он не знает того, что он не может, и не способен ограничивать свои «природные» желания. Можно ли починить желание ребенка ресурсами докантианской философии: Спинозы и Юма? Есть ли философии другие концептуальные инструменты, чтобы мыслить желание? Мое сообщение концентрироваться вблизи этих вопросов

Светлана Бардина (МВШСЭН, РАНХиГС)

Политическое за пределами социального: детство в философии Нового времени и в исследованиях «новой волны»

В докладе я хочу проанализировать роль, которую играет детство в философских концепциях Нового времени, и высказать ряд предположений по поводу того, может ли аналогичный ход быть использован в современном теоретизировании о детстве.

Прежде всего, будет рассмотрен особый статус детства в педагогических концепциях Руссо и Гоббса. Несмотря на то, что эти модели очень сильно различаются (а также принимая во внимание разнообразие современных интерпретаций этих проектов), я все же считаю, что их объединяет один принципиально важный момент. Модель социального порядка – как и у Гоббса, так и у Руссо – оставляет нерешенные проблемы, связанные с противоречивой моделью двойственной человеческой природы. Эти проблемы могут быть решены при обращении к области детства, которая не является социальной в чистом виде. При этом, не будучи строго говоря социальной, она приобретает в рамках такой модели огромное политическое значение, поскольку поддержание детства как пограничной сферы между природным и социальным становится ресурсом для поддержания социального порядка, которому оно сама не принадлежит. То есть детство (а точнее «детство» как область исследования и осмысления) оказывается своего рода выделенным пространством для теоретика, который может наиболее успешно работать с соотношением природного и социального и их преобразованием внутри этой области.

В связи с этим интересно рассмотреть вопрос, может ли детство в качестве подобной «выделенной области» быть ресурсом для современной теории. Могут ли на материале осмысления детства решаться более общие теоретические задачи? Явным образом в современных childhood studies, в частности, в работах «новой волны», переопределение оппозиции природного и социального является одной из ключевых задач (Lee and Motzkau 2011; Prout 2008, 2011; Taylor 2011, 2013). В докладе я хочу кратко рассмотреть современные исследования детства, в которых делается особый акцент на соотношении природного и социального (Änggård 2016; Kraftl 2014; Rautio 2014), и показать, в чем сложность и неочевидность (но не бесперспективность) решения этой задачи в современных теориях.

Светлана Ерпылева (Лаборатория публичной социологии ЦНСИ)

Дети в мире взрослых: как подростки (не) меняют политику?

Современный взрослый мир – антитеза детскому миру. Мы верим, что мы должны «вырасти» для того, чтобы стать полноценными гражданами этого мира. Одновременно, современный взрослый мир обращается к опыту детства как источнику вдохновения для критикиотдельных элементов взрослого опыта: всем взрослым когда-нибудь хочется «быть как дети». Детство нагружается противоречивыми значениями – это и потерянная утопия и то, что каждый должен преодолеть. Именно поэтому детство может быть интересно социальным и политическим теоретикам не только как объект для эмпирического исследования сам по себе, но и как феномен, проблематизация которого позволяет лучше понять мир как таковой. О такой проблематизации детства я буду говорить в своем докладе. Я поставлю вопрос о том, как изучение детских движений и участия детей в политике – то есть, в сфере, маркированной как пространство для взрослых в современном обществе – может сообщить нам что-то новое о политической легитимности и ее трансформации. Я попробую дать ответ на этот вопрос, обращаясь к примерам детских движений в России и других странах.

Пётр Сафронов (МФК, независимый исследователь)

Try, baby, try

Доминирующая сегодня биополитическая парадигма рассматривает ребёнка как сверхценность, подлежащую сверхзащите. Особые процедуры, специальные требования безопасности, медицинские нормы создают вокруг детей климат страхования (от) рисков. Рамка защиты детей претендует на построение всеобъемлющего цикла профилактики-защиты-информирования-с/ опровождения. Исполнение этой рамки, однако, предполагает изъятие — полное или частичное — у ребенка права самостоятельно действовать. В известном смысле ни одно действие ребёнка не может оказаться завершенным: оно всегда требует закрепления, подтверждения со стороны взрослого. Ребёнок только пытается что-то сделать, ему/ей предоставляется условно неограниченное число контролируемых попыток. В силу этой условной неограниченности числа испытаний и проб ребёнку может быть доступна некая беззаботность, отсутствие жёсткой фиксации на достигаемых результатах. Вместе с тем, предъявление окончательного результата становится формой разграничения детства и взрослости. Означает ли взрослость вступление в мир "’результатов", а детство — пребывание в мире "процессов"? В какой мере защита детства является формой закрепления незащищённости взрослости? Наконец, следует ли считать полное или частичное ограничение детской субъект(ив)ности формой консервативной гарантии экономической природы совершеннолетия, взрослости? Эти вопросы я хотел бы обсудить в своём выступлении. С онтологической точки зрения круг интересующих меня вопросов маркируется понятиями виртуальности, накопления, имманентности, серии. При помощи этих понятий я хотел бы обсудить выдвинутую организаторами проблематику в рамках наброска спекулятивной теории детства.

Артём Серебряков (Центр практической философии «Стасис» ЕУСПб)

Педологическая машина: демаркация и признание

В докладе будет предложена интерпретация понятия антропологической машины Джорджо Агамбена в контексте философии детства. 

В книге «Открытое» Агамбен описывает антропологическую машину как механизм непрерывного принятия решений, посредством которых утверждаются границы человеческого и нечеловеческого, или животного. Однако систем разграничения, с помощью которых структурируется сообщество, множество, и не менее значимым элементом этой машинерии представляется машина по проведению границ между детским и взрослым.

Какие черты отличают педологическую машину от той, которую описывает Агамбен? Что делает работу этой машины необходимой? Что в ней универсально, а что исторически обсуловлено? Наконец, что из себя представляют сами демаркационные акты, посредством которых детское и взрослое распределяются в индивидуальном опыте, практиках повседневности, культуре и политике? Поиску ответов на эти вопросы и будет посвящён доклад.